Генерал Резухин. Последний рыцарь барона Унгерна

Хотя советский режим вроде как давно пал, исторические события по-прежнему рассматривают обычно сквозь призму советского видения. Особенно это заметно в последние годы. Хотя, казалось бы, в наши дни стоит беспристрастно рассматривать и красных, и белых.

В прошлом году в Бурятии с помпой открыли памятник маршалу Рокоссовскому – за то что в Гражданскую воевал в Джидинском районе. При этом в республике нет какого-то музея или памятных знаков лидерам Белого движения, да и сама память о них не слишком популяризуется. (Хотя были интересные харизматичные фигуры вроде барона Унгерна). Более того, некоторые видные бурятские политики публично призывали снести в соседнем Иркутске памятник адмиралу Колчаку. Увы, взгляд на историю Гражданской войны в Бурятии стремится вернуться на советские «рельсы».

Но здесь я хотел поговорить не про это. Я давно собирался сделать жизнеописание такой значимой, но малоизвестной фигуры Белого движения в Забайкалье, как генерал Борис Резухин. Правая рука легендарного барона Унгерна, и противник будущего маршала Рокоссовского, сражавшийся с ним под Желтурой. Раз уж в Бурятии чтят память Константина Рокоссовского – справедливо помнить и тех, кто ему противостоял.

Ближайший друг безумного барона

Итак, генерал-майор Борис Петрович Резухин. Известно о нём очень мало – в основном, из мемуаров сослуживцев по Азиатской дивизии. Бывшие унгерновские офицеры Николай Князев и Михаил Торновский достаточно хорошо описали его путь под знамёнами «чёрного барона». Упоминал о нём и путешественник Фердинанд Оссендовский, в Гражданскую оказавшийся среди белых.

Нам неизвестна дата рождения Резухина. Из мемуаров начальника штаба Азиатской дивизии полковника Михаила Торновского известно, что до начала «великой войны» он служил во 2-м Верхнеудинском казачьем полку, в сотне есаула Н.М. Комаровского, но при этом не был забайкальцем, получив назначение по окончанию училища. В книге белоэмигранта генерал-майора Ивана Шильникова «1-я Забайкальская казачья дивизия в Великой европейской войне 1914-1918 г.» упоминается есаул Резухин, командующий партизанским отрядом 1-го Верхнеудинского казачьего полка, участник боёв под Луцком после неудавшейся газовой атаки немцев. Но нельзя быть уверенным, что речь о герое нашего материала. Тем более что первую Мировую он окончил, по некоторым сведениям, в звании подъесаула. За доблесть на полях сражений награждался орденами Святого Станислава 2-й и 3-й степени, с мечами и бантом, орденами Святой Анны 2-й, 3-й и 4-й степеней.

Был женат, но супруга осталась в Москве. Сам Резухин, будучи офицером 2-го Верхнеудинского казачьего полка, после Первой Мировой оказался в Забайкалье.

С бароном Романом фон Унгерн-Штернбергом Борис Резухин познакомился ещё в 1913 году, по совместной службе в Монголии в Кобдо. По легенде, Борис Резухин одолжил только что прибывшему барону комплект чистого обмундирования и бритву, чтоб тот мог предстать перед командованием. Так началась их дружба, длившаяся всю оставшуюся жизнь Резухина. В Кобдо он был единственным, с кем накоротке общался нелюдимый барон. Впоследствии, в годы Гражданской Резухин, служа у старого друга первым заместителем, своим хладнокровием, трезвым взглядом и любовью к порядку как бы уравновешивал буйного импульсивного барона, склонного к мистицизму и авантюрам. И якобы именно Резухин познакомил Унгерна с хорунжим Григорием Семёновым, в будущем ставшим лидером белогвардейцев Забайкалья.

Во время Гражданской Резухин примкнул к войскам атамана Семёнова. Так вновь сошлись его пути с Унгерном. Барон был назначен комендантом станции Даурия, и как раз приступил к формированию Особого Манчжурского отряда, положившего начало знаменитой Азиатской дивизии.

Каким человеком был генерал Резухин? Как видели и воспринимали его сослуживцы?

«Маленького роста, рыжеватый блондин, с рыжими пушистыми усами, ясным, настойчивым взглядом — он располагал людей к себе. Крепкий духом и телом. По натуре был замкнутым человеком, хотя в общежитии веселый, доступный. Любил веселую компанию, послушать анекдоты, песни и поухаживать за женщинами, но в отношении последних был робким и, кажется, не имел постоянных любовниц. Всегда чисто, даже щеголевато одетый, любил комфорт, вкусно поесть и выпить, но пьяным не напивался. Кейф за рюмкой ликера и кофе и приятная беседа доставляли ему истинное удовольствие. Мало говорил. Службу всегда нес исправно. Прекрасный наездник. Он был типичным кавалерийским офицером хорошего, старого кавалерийского полка и не подходил к казачьей среде. Как истый кавалерист — воин, в его жизни деньги и сама жизнь не имели довлеющей ценности», — описывает его Михаил Торновский.

Бывший работник правительства Колчака Фердинан Осседовский оставил не столь позитивные описания:

«Но тут появилось еще одно новое лицо — плюгавый офицер в потрепанном монгольском плаще и выцветшей казачьей фуражке, правая рука его была на черной перевязи. Это оказался генерал Резухин, которому меня сразу же представили. Генерал повел беседу любезно и весьма искусно — расспрашивал, как бы между прочим, как мы с Филипповым провели последние три года, шутил и смеялся, не выходя за рамки обычной учтивости. Когда он собрался уходить, я воспользовался моментом и вышел вместе с ним.

Вежливо и внимательно выслушав меня, генерал тихо сказал:

 — Доктор Гей — большевистский агент, он только притворялся сочувствующим белому движению, чтобы половчей подглядывать и вынюхивать. Нас окружают враги. Русские деморализованы, за деньги они готовы предать всех и вся. Таков Гей. Впрочем, теперь нет нужды его обсуждать. И он, и его семья мертвы. Сегодня в пяти километрах отсюда мои люди зарезали их.

 Оцепенев от ужаса, смотрел я на этого юркого коротышку с тихим голосом и учтивыми манерами. В глазах его было столько неукротимой ненависти, что мне стала понятна та робкая почтительность, с какой держали себя в его присутствии офицеры. Позднее, в Урге, я много слышал и об отменном бесстрашии генерала, и о его безграничной жестокости. Цепной пес барона Унгерна, он был готов по первому приказу хозяина броситься в огонь или вцепиться неприятелю в глотку».

Освобождение Монголии

Летом 1920 года барон Унгерн, после боёв с большевиками в Забайкалье был вынужден отступить в Монголию. Тогда же он решил воплотить мечту о создании новой империи Чингисхана, от Тихого океана до Волги. (Ещё есть версия, что в действительности барон реализовывал модную тогда концепцию т.н. Желтороссии – заселения азиатский территорий русскими). Азиатская дивизия Унгерна, и до того подчинявшаяся Семёнову лишь номинально, ушла в «самоволку», и была вычеркнута из списков.

Первым этапом грандиозного замысла было освобождение Монголии от китайской оккупации. К этому времени Внешняя Монголия была фактически провинцией Китая, и Унгерн намеревался восстановить её независимость

Генерал Резухин дожидался барона на станции Даурия. Под его командованием были 1-й Татарский полк в 350 сабель, 2-й Анненковский полк из 180 человек, три даурские стрелковые сотни, Азиатский дивизион из бурят и монгол в 150 сабель, японская конная рота в 74 человека, пулемётная команда в 104 бойца и 16 пулемётов, артиллерийский дивизион из шести орудий, комендантский дивизион, обоз и санчасть. Отметим, этнический состав войск Унгерна был крайне разношёрстным: русские, буряты, монголы, татары и башкиры, японцы, позже – пленные китайцы.

Всего Азиатская дивизия насчитывала 1213 бойцов, 53 офицера и 165 нестроевых. С этими силами Борис Резухин 8 августа 1920 года по приказу барона выдвинулся к монгольской границе.

Главной целью барона был захват Урги – столицы Монголии, ныне Улан-Батор. Там находилась китайская администрация и законный правитель Монголии, в одном лице хан и первосвященник Богдо-гэгэн. Взятие Урги фактически означало освобождение Монголии. Отметим, по данным Николая Князева, на 1920 год в Урге проживало около 100 тысяч человек. Из них 3000 русских, около 30000 монголов, остальное население – китайцы.

Сам город представлял собой совокупность крупных поселений, одним из которых был богатый и хорошо укреплённый Маймачен. В нём располагались Белые казармы, где дислоцировался китайский гарнизон. Его численность оценивалась примерно в 12 тысяч солдат – против менее полутора тысяч бойцов Азиатской дивизии. Что за безумие было атаковать при таком соотношении сил?

Но барон уверенно шёл на Ургу. В сентябре, во время пути на Керулен была стычка с отрядом Красной армии, после которой большевики отступили с большими потерями. А 4 октября начались первые боестолкновения Азиатской дивизии с китайцами.

Выйдя 26 октября к месту слияния рек Толу и Хуин-Гол, дивизия разделилась. По плану Унгерна, возглавляемые Резухиным три сотни 1–го Татарского полка с одним орудием и несколькими пулемётами должны были спуститься вдоль Хуин-Гола, чтоб напасть на китайцев с востока. А сам барон возглавил второй отряд, должный одновременно атаковать с севера.

К Маймачену отряд Резухина приблизился 27 октября 1920 года, заняв гору Баян-Дзурх. На следующий день Азиатская дивизия предприняла первый штурм Урги. Бои продолжались до 4 ноября, но обернулись значительными потерями, и 5 ноября Унгерн приказал отступать.

Первое наступление на столицу Монголии Ургу оказалось неудачным. Сыграла роль нехватка боеприпасов, но в первую очередь – полководческие ошибки Унгерна: плохая координация межу войсками, подмена стратегии готовностью к рисковым авантюрам. После отхода Азиатская дивизия встала постоянным лагерем на реке Барун-Тэрэлдж, примерно в тридцати-сорока километрах от Урги. Барон восполнял потери, проводил разведывательные вылазки и готовился к новому штурму. Который начался 1 февраля 1921 года.

На рассвете 1 февраля пять сотен под началом Резухина атаковали китайский батальон, поддерживаемый двумя сотнями всадников, и вынудили отступить к заранее оборудованным окопам. Весь день Резухин штурмовал эти позиции, в 17.00 удалось занять селение Верхний Мачадан.  Китайцы окопались у Нижнего Мачадана, и удерживали эти позиции весь следующий день. Лишь вечером 2 февраля Унгерн и Резухин, уже почти истратив все патроны, сумели выбить их оттуда, и захватить обоз с боеприпасами.

Тем временем по приказу Унгерна прапорщик Тубанов предпринял дерзкую вылазку в дворец Богдо-гэгэна и сумел похитить живого святого прямо из-под носа китайцев. Этот успех воодушевил бойцов Унгерна и сильно деморализовал китайцев.

Днём 3 февраля по приказу Унгерна на сопках с трёх сторон от Маймачена бойцы дивизии подготовили множество костров. С наступлением темноты их зажгли – огни должны были создать иллюзию численного превосходства для китайцев, отвлечь внимание, а также стать ориентиром для штурмовых отрядов. Благодаря этому шесть сотен под командованием Резухина, перейдя Толу по льду, сумели незаметно подобраться к самым стенам Белых казарм.

«Колонна двигалась по обледенелому полю, от р. Улятуйки. Но китайцы спали, а караул прозевал движущуюся в темноте колонну. Она двигалась без ошибки на большой костер, где стоял есаул Хоботов. В 5 часов утра все унгерновское войско, до 900 бойцов, стояло севернее боевых казарм в 400–500 шагах от северного фаса. Здесь спокойно спало около 2000 гаминов-пехотинцев. Ворота импани были закрыты. Внешний караул у северных ворот тихо был унгерновцами “ликвидирован”», — вспоминал Михаил Торновский.

С первыми лучами солнца унгерновцы бросились в наступление. После короткого боя Белые казармы были захвачены. Далее последовали затяжные уличные бои в Маймачене. Вечером 4 февраля китайский гарнизон бежал из Урги. На следующий день Азиатская дивизия добила последние очаги сопротивления, затем принялась осматривать трофеи. В плен попало свыше 400 китайцев, было захвачено много оружия. Борис Резухин в одном из боёв получил ранение в руку.

Китайцы предприняли попытку отбить Ургу, направив 10 февраля крупный отряд. Генерал Резухин выступил им навстречу с двумя сотнями, к началу боя прискакал и сам Унгерн. Несмотря на численное превосходство, китайцев удалось обратить в бегство, и вновь захватить богатый обоз. Генерал Резухин снова получил ранение в руку.

Барон Унгерн стал фактически хозяином Монголии. Чтоб укрепить свою власть, 20 февраля он организовал церемонию коронации Богдо-гэгэна.  Тот, в свою очередь, в благодарность за заслуги перед Монголией пожаловал командованию Азиатской дивизии почётные титулы. Барон Унгерн стал первым ханом страны, генерал Резухин получил титул цин-вана — князя первой степени.

После захвата Урги вспыхнувшие в городе беспорядки были подавлены, позже прошли казни сочувствующих большевикам и евреев. Налаживая новую власть, Унгерн распределил обязанности между собой и своим первым помощником.

«Между штабами генералов Унгерна и Резухина установлено было разграничение работ: первый ведал всеми политическо-административно-хозяйствеными делами, а второй — оперативными, формированием и снабжением войск и дальней разведкой», — вспоминает Михаил Торновский, служивший у Резухина начальником штаба.

Март 1921 года Азиатская дивизия провела в очистке Монголии от китайцев и большевиков. Во главе восьми сотен Резухин 25 марта выступил из Урги, чтоб разгромить шеститысячный отряд китайских войск, двигавшийся вдоль реки Орхон. 31 марта он атаковал их с северо-востока. До 2 апреля длились позиционные бои, подоспевший Унгерн вынудил китайцев сдаться. К 5 апреля китайские силы в Монголии в основном были разгромлены.

Монголия была освобождена. Первый этап грандиозной мечты осуществился. Барон обратил взор на север, к России.

Война с большевиками. Кавалерийский рейд Резухина

После освобождения Монголии Унгерн намеревался освободить Россию от коммунистов Сибирь. В уничтожении большевизма и реставрации монархии он видел свою священную миссию.

Кроме того, барон ожидал, что его поддержит население, недовольное советской властью. В Азиатскую дивизию доходили слухи о крестьянских бунтах против советской власти. Унгерн надеялся, что его поход станет «запалом» к восстанию Сибири, которое сметёт ненавистных большевиков.

Сначала Унгерн провёл мобилизацию, обязав записаться в дивизию всех живших в Монголии русских призывного возраста. Отметим, в Монголии в то время их было много, численность возросла и за счёт беженцев, спасавшихся от ужасов Гражданской войны. Во время наступления Унгерна китайцы, видя в русских его союзников, начали уничтожать русские селения.

Барон пополнял войска и за счёт бывших колчаковцев, а также добровольцами из бурят и монголов и пленными китайцами. С середины апреля 1921 года Азиатская дивизия стала выдвигаться к границе с Дальневосточной республикой (ДВР). Генерал Резухин получил приказ передислоцировать свою бригаду в Ван-Хурэ, ближе к советской границе.

По плану Унгерна, белые войска должны были наступать из Монголии несколькими группами в нескольких направлениях одновременно. Основные силы, под командованием самого барона, должны были идти на Верхнеудинск (ныне Улан-Удэ) через Троицкосавск (Кяхту). Бригада Резухина должна была двигаться параллельно барону, в направлении Татауровского моста Забайкальской железной дороги, чтобы взорвать его. Позже этот план был сформулирован в знаменитом приказе барона №15 от 21 мая.

Из Ван-Хурэ бригада Резухина выступила 23 апреля, после торжественного хурала в местном дацане. Она включала 1200 кавалеристов 2-го и 3-го конных полков, батарею из четырёх пушек при 60 бойцах, пулемётную команду в 80 солдат при 10 пулемётах, 120 всадников монгольского дивизиона и японскую роту в 60 штыков. Всего 1510 бойцов.

О чём думал Резухин, выступая в этот поход? Судя по мемуарам подчинённых, он искренне верил, что удастся «поджечь» Сибирь, что простой народ, изнывающий под советской тиранией, примкнёт к их походу. И, возможно надеялся, что безумная мечта его начальника и старого друга обретёт реальность, воплотившись новой империей Чингисхана под властью царей династии Романовых. А может, просто предвкушал, как будет стрелять и рубить ненавистных большевиков, уничтожавших всё, что ему дорого.

Уже 25 апреля передовые части бригады вторглись на советскую территорию, проведя разведку боем – 2-й полк старшины Хоботова пересёк границу у села Нарын и сделал несколько дерзких набегов на отряды РККА. Захватив много трофеев, 28 апреля полк отступил обратно в Монголию, ожидая соединения с остальной бригадой. Вылазка показала, что на монгольской границе от озера Хубсугул до Усть-Кяхты красные не имеют больших сил.

Оставшиеся войска Резухина, задержавшись на Селенге для строительства моста, 19 мая вышли на реку Желтуру. Уже 23 мая бригада соединилась со 2-м полком. Через два дня, 25 мая Резухин разгромил две роты Красной Армии, обнаруженные у реки Шибетый. Была захвачена пушка, четыре пулемёта, сто красноармейцев сдались в плен и выразили желание вступить в отряд. Причём, они участвовали в дальнейших сражениях бригады, а после падения Унгерна ушли вместе с остаками дивизии в Манчжурию.

Границу ДВР бригада Резухина пересекла 1 июня, пройдя в Желтуринскую падь, и двинулась к станице Желтуринской. Произошла стычка с отрядом красных в 80-100 человек, который стал отступать на север. Преследуя их, бригада Резухина наткнулась на хорошо укреплённые позиции с ростовыми окопами и проволочными заграждениями. Их обороняло 2000 красноармейцев с пулемётам, на подмогу к которым пришёл 35-й кавалерийский полк под командованием Рокоссовского.

Завязались яростные бои, будущий маршал лично участвовал в кавалерийской рубке. Под Рокоссовским была убита лошадь, сам он успел с неё спрыгнуть, но получил пулю в ногу. Была перебита кость, и после боя Рокоссовский надолго попал в госпиталь. Но за это сражение прославленный советский военачальник получил второй орден Красного знамени.

Что касается Резухина, он пришёл к выводу о неразумности дальнейшего штурма, и с наступлением темноты отвёл бригаду на юг. В боях бригада захватила три пулемёта и около 20 пленных.

Следующий бой был 5 июня у станицы Боссий. В 5.00 путь отходящей бригаде Резухина преградил отряд в 300 бойцов. К 9.00 красный отряд разбежался. Трофеями Резухина стали 100 винтовок и 6 пулемётов, в плен сдались 60 красноармейцев, из которых больше половины тут же вступили в Азиатскую дивизию.

«Примерно в 10–11 часам утра бригада входила с песнями в станицу Боссий под звон колоколов. Казаки очень сердечно приняли унгерновцев и угощали на славу. Унгерновцы не оставались в долгу и щедро отплачивали за хлеб и соль казачек: чаем, мануфактурой, сахаром и проч.», — вспоминал Михаил Торновский.

Но надежда пополнить бригаду местными казаками не оправдались. Станичники были не против примкнуть, но, опасались мести большевиков и требовали официально объявить мобилизацию. Тогда бы получилось, что они вступили к Унгерну по принуждению, а не добровольно. Но приказ барона был строг: принимать только добровольцев. В результате к бригаде не присоединилось ни одного казака. С той же проблемой унгерновцы сталкивались и в других поселениях. Но попытка казаков Боссия избежать гнева красных не удалась. Как вспоминал Николай Князев, за своё хлебосольство к унгерновцам станичники понесли жестокую кару.

В 15.00 бригада Резухина оставила Боссий, и двинулась на северо-восток в сторону Билютая. После этого 6 июня были две стычки с красными у деревень Старый и Новый Энхор. Деревни удалось взять с боем. Новый Энхор, где разъезд бригады был обстрелян, вечером в отместку подожгли.

Когда бригада 7 июня прошла Билютай разведка донесла о приближении крупного отряда красных. Резухин опередил противника, успев занять сопки на пути и встретив пулемётным огнём. Понеся большие потери, красные отступили. Казалось бы, был открыт путь на Гусиное Озеро, на Мысовую, на Татаурово и на Верхнеудинск.

Но бригада не имела связи с Унгерном, и не знала, где находятся его силы. Зато было известно, что большевики подтягивают силы 30-й пехотной и Кубанской конной дивизий. А за спиной Желтуринская и Боссинская пади заняты красными. Полторы тысячи бойцов было слишком мало, и Резухин не решился действовать согласно первоначальному плану. Вместо этого он решил вернуться на исходные позиции по маршруту Зарубино – Цаган – Усинск-Будун.

Близ Зарубино бригада встала лагерем на одном из островов Джиды, и была атакована отрядом красных в 1800 человек, при четырёх орудиях и 10-12 пулемётах.

«Утром 8 июня красноармейцы открыли по нашему лагерю огонь из четырех полевых орудий. Они стреляли с предельной дистанции, чтобы находится вне выстрелов нашей горной артиллерии. Правда, по причине излишней их осторожности и стрельба гранатой или шрапнелью “на удар” почти совершенно не причиняла нам вреда. Несмотря на то, что они били по густо населенному острову, пострадало лишь 5–6 человек легко ранеными. Пехота же не осмелилась подойти к нам на расстояние ружейного выстрела», — вспоминал Николай Князев.

Но Резухин не стал принимать бой, а просто отступил к Зарубино, и оттуда к Цаган-Усунской станице. Там унгергновцы сделали привал, затем двинулись на перевал Дзун-Харьястай.

 «Когда части генерала Резухина вытянулись уже из станицы и поползли по довольно крутому подъему, отчетливо обрисовались две колонны пехоты и какая-то конная часть, старательно пылившая в 5–6 верстах к западу от Цаган-Усунской. Подходил 235–й советский полк, к нашему счастью, опоздавший часа на два. Ура! Дорога в Монголию свободна! Бригада так ловко выскочила из капкана, что волна животной радости, заливавшая сердце, вытеснила все заботы, тревоги и волнения последних дней», — пишет Николай Князев.

Резухин вновь успел занять перевал раньше приближавшихся красных, и 10 июня весь день отражал их наступление. Монгольским стрелкам удалось в самом начале боя убить командира 235-го полка Преображенского и его адьютанта. Потом контратака 4-й русской сотни 2-го полка отбросила красных с возвышенностей на хребте. С наступлением темноты Резухин приказал сняться с позиций и отступить в урочище Будун. Там генерал решил дать преследователям бой.

«Центр позиции представляли две горы, соединенные седловиной, правый фланг упирался в Селенгу, а левый фланг повис в воздухе, но, в общем, позицию трудно признать хорошей. Правый фланг занял 3–й, левый — 2–й Конный полк. Центр занимала артиллерия и пулеметы. В резерве — 5–я сотня 2–го полка под командованием сотника Слюса и вновь сформированная сотня красноармейцев. Силы красных: не менее 4 батальонов пехоты, 3 эскадрона, 8 орудий и 12 пулеметов», — описывает Михаил Торновский.

В 7.00 красные атаковали левый фланг, обороняемый полковником Хоботовым. В какой-то момент сложилась критическая ситуация, преломить которую смогла дерзкая атака 5-й сотни Слюса. Сам сотник не побоялся всего с семью казаками врубиться в кавалерийский дивизион красных, вызвав у них замешательство. Отчаянно дралась и сотня из пленных красноармейцев, доказав свою верность. Бой длился до вечера, и кончился бегством красных. Бригада вновь захватила несколько орудий, пулемёты и обоз. После этого разгрома красные в течение месяца не рисковали преследовать Резухина.

Отступив в Монголию, 2-я бригада 27 июня двинулась вверх по Селенге, и до 11 июля кочевала вдоль её левых притоков, в ожидании соединения с остальными частями Азиатской дивизии. Это время она проводила в боевой подготовоки и отражении налётов советских аэропланов. Всего же во время рейда в ДВР бригада Резухина преодолела путь в 400 км.

Рейд Резухина с тактической точки зрения был совершён безупречно. С минимальными потерями красным было нанесено множество поражений, захвачено много оружия, припасов и пленных.  Но с точки зрения стратегии стал провалом. Главная цель – уничтожить железнодорожный мост у Татаурово достигнута не была, сельских жителей на восстание сподвигнуть не удалось. Унгерн переоценил готовность населения восстать, кроме того, большевики как раз объявили НЭП, что снизило протестные настроения.

Кроме того, Резухин не имел связи с войсками Унгерна и не координировал действия. Это сыграло роль в поражении барона под Кяхтой: даже приближение 2-й бригады в тыл красным могло изменить расклады.

«При всех своих прекрасных качествах генерал Резухин не мог отрешиться от привычной психологии начальника конно-партизанского отряда, каковым он был на Русско-германском фронте.  Партизанскую задачу он, действительно, выполнил блестяще, а армейскую — в весьма слабой форме», — считает Николай Князев.

Второй поход на Россию. Провал мечты Унгерна

Тем временем бригада Унгерна, потерпев поражение под Троицкосавском, тоже отступила в Монголию. 11 июля возле переправы у Ергина его войска соединились с бригадой Резухина. Неугомонный барон не желал отказываться от грандиозной мечты, и 19 июля Азиатская дивизия вновь двинулась вниз по Селенге к границе с ДВР.

В тот же день произошло крупное боестолкновение с красными у Баянгольской пади. Критическую ситуацию удалось преломить самоубийственным контрнаступлением. Красных удалось обратить в бегство. Но бригада Резухина потеряла 80 человек убитыми, и сто ранеными, что вынудило барона скорректировать планы. 23 июля Азиатская дивизия вновь пересекла границу, 25 июля переправилась через Джиду. В пути унгерновцы вновь заходили в казачьи станицы, но казаки, хотя встречали радушно, вступать в ряды дивизии не спешили.

Характерен эпизод в станице Атаман-Никольской, описанный в мемуарах Князева:

«Один почтенный с виду, бородатый и более, чем скромно одетый офицер разговорился со стариками в станице на военные и казачье-крестьянские темы. После того, как эти казаки почувствовали доверие к своему собеседнику, они изложили любопытный взгляд на Советскую власть. О ней говорили казаки, правда, без энтузиазма, но жаловались лишь на то, что им недостает при этом режиме свободной торговли. С остальными особенностями строя они готовы были тогда мириться. В заключение казаки поинтересовались, для чего мы воюем и что, так сказать, начертано на наших знаменах. Этот, казалось бы, естественный вопрос поставил унгерновского офицера в затруднительное положение. Что должен был он ответить, кроме малоубедительного для населения станицы в тот политический момент — мы воюем против Советской власти и социализма!  Знаю, что некоторые из унгерновцев отделывались на подобные вопросы шуткой, например, такого сорта: “Мы привыкли воевать” или “После германской и гражданской войн мы взяли “разгон” и вот теперь не можем остановиться”. Ввиду того, что у барона отсутствовали лозунги, понятные простому народу, нам трудно было беседовать с казаками и крестьянами; действительно, не отвечать же им популярной лекцией по политической экономии и государственному праву».

Новый бой произошёл 29 июля у деревни Ново-Дмитриевка. Там для прикрытия от Азиатской дивизии ещё в 1920 году был создан укрепрайон. Унгерн сумел не дать Иркутскому комендантскому батальону полностью занять укрепления, бой кончился разгромом красных. Было захвачено пять пулемётов и взята в плен сотня красноармейцев. По традиции, барон казнил выявленных коммунистов, беспартийных же красноармейцев отпустил, или принял в дивизию. Победа снова открыла Унгерну пути – на Кругобайкальскую железную дорогу, на Мысовую, на Татаурово и Верхнеудинск. Отметим, направление Иркутского комендантского батальона было жестом отчаяния большевиков, стремившихся собрать все силы для разгрома барона.

«Из опроса пленных и показаний местных жителей было установлено, что для уничтожения дивизии барона и намеченной оккупации Монголии между Байкалом, рекой Селенгой и монгольской границей сосредоточено две пехотные дивизии (18 полков), 18 эскадронов дивизионной конницы при 50 полевых орудиях. Кроме того, по Монголии, тяготеющей к Урге и Ван-хурэ, гуляла уже бригада Щетинкина из трех родов оружия и 3–го полка Кубанской кавалерийской дивизии», — пишет Николай Князев.

31 июля произошло новое сражение – у Гусиного озера близ Тамчинского дацана. Азиатская дивизия захватила три пушки-трёхдюймовки, красные потеряли сто человек убитыми, многие попали в плен.

«Из разговоров с красноармейцами мы узнали, что их полк только что возвратился из Тобольской губернии после ликвидации грандиозного восстания, охватившего всю Западную Сибирь. Эти двадцатилетние дети, все новобранцы — сибиряки, с невинным видом поведали нам жуткую повесть о том, как они “расколошматили” своих отцов, боровшихся за кровное крестьянское достояние. Мы искренно удивлялись тогда искусству Советского правительства, организовавшего усмирение крестьян руками их собственных сыновей», — вспоминал Николай Князев.

На следующий день Унгерн повёл Азиатскую дивизию в направлении Новоселенгинска. Остановившись в семи верстах от города, барон направил туда Резухина с приказом уничтожить все средства переправы. Красные эвакуировались из Новоселенгинска на правый берег Селенги, но обстреляли отряд генерала с большой дистанции. 2 августа Азиатская дивизия встала лагерем в Загустае.

Видимо там, хорошо всё обдумав, Унгерн понял, что идея поджечь в Сибири антибольшевистское восстание провалилась. Кроме того, разведка донесла, что к Верхнеудинску приближается 2-я бригада Кубанской дивизии – противник очень серьёзный. Возникал и риск окружения превосходящими силами 5-й советской армии. И 3 августа дивизия двинулась маршем обратно на Монголию.

На обратном пути 4 августа у Ново-Дмитриевки дивизия была атакована красными, применившими бронеавтомобили. Белые сумели отбиться, но понесли значительные потери. Разъярённый барон, во время отхода застав Резухина спящим у костра, несколько раз ударил его своим знаменитым ташуром – палкой для наказаний. Растерявшийся Резухин вскочил по стойке смирно с рукой у козырька. Эту сцену видели подчинённые, и она предрешила судьбу генерала. Белогвардейцы, замышляя бунт, решили, что Резухин слишком верен барону, и не сможет их возглавить.

До 10 августа Азиатская дивизия отступала с боями до села Хамней. Там 11 августа Унгерн вновь разделил дивизию на две бригады. Одна, во главе которой он поставил Резухина, должна была прикрывать отход основных сил.

«На рассвете загремели выстрелы. К заставе подходили красные. Генерал Резухин приказал полкам занять гребень гор на левом берегу реки Хамней, чтобы задержать противника на один день и этим позволить барону оторваться от нас на переход в 25–30 верст. Со стороны красных наступал полк пехоты. Привыкшие уже к тому, что мы не принимали арьергардного боя, красноармейцы несколько раз бросались в атаку через падь и предпринимали также попытки охвата правого фланга нашей позиции со стороны реки, неся заметные потери», — вспоминает Николай Князев.

Красноармейский полк понёс большие потери и утратил боеспособность, а бригада Резухина с наступлением темноты оставила позиции, уйдя через станицу Цакирскую и перейдя Джиду. Там, у брода, Резухин устроил красным засаду. И когда красные сгрудились на переправе, орудие и пулемёты бригады устроили настоящую мясорубку. Из двух тысяч красноармейцев спастись сумело лишь около 600 человек. Напуганное командование красных прекратило преследование, и бригада Резухина смогла беспрепятственно уйти в Монголию.

Финал

Неудачный поход на Россию деморализовал людей Унгерна. Боевой дух и дисциплина стали падать, а чудовищно жестокие наказания барона теперь создавали обратный эффект. Среди белогвардейцев стал зреть мятеж.

Деморализован был и генерал Резухин. Николай Князев описывает такой эпизод во время отхода:

«В 2 часа 15 августа полки выступили в дальнейший поход. Генерал Резухин поднялся на вершину перевала и здесь, на самом рубеже России пропускал бригаду, сидя на поваленном бурей дереве. Он чувствовал себя достаточно скверно. Когда я подъехал к нему, то услыхал совершенно не бодрый разговор, который он вел с кем-то из офицеров. Заканчивая начатую до меня беседу по поводу только что проделанного похода по Забайкалью, генерал сказал следующее: “Будь я проклят, если когда-нибудь и что-нибудь сделаю для них (казаков и крестьян). Я искренно хотел помочь им сбросить большевиков, но — раз они не поддержали нас — пусть сами и разделываются с большевиками”. Устало помолчав несколько минут Резухин добавил: “Эх, хотя бы месяц пожить под крышей… А сейчас принять ванну и улечься в мягкую постель с чистым бельем… Ну ладно, поехали, господа!” — прервал он самого себя, вставая».

Тем не менее, в беседах с Князевым Резухин заявлял о готовности пойти за Унгерном хоть в Тибет, хоть на штурм Пекина. Такая преданность барону предопределила его участь.

Когда 17 августа бригада Резухина остановилась лагерем у Эгийн-Гола, старшие офицеры под руководством полковника Кастерина подняли мятеж. Покушение на генерала было заранее ими спланировано.

“Всем нам, господа, жаль Резухина, но что же делать?.. Если он останется в живых, разве мы можем поручиться, что он согласится на наше требование вести нас на Дальний Восток? Если он не расстреляет нас теперь, то, вероятно, уничтожит при первой же возможности. Поэтому пусть умрет один Резухин, чем погибнут многие”, — заявил полковник Кастерин на собрании заговорщиков.

Отметим, в мятеже участвовали такие отличившиеся в боях офицеры дивизии, как Хоботов, Парыгин, Слюс.

Описания дальнейшего разнятся. Адъютант Унгерна есаул Макеев в мемуарах писал, что заговорщики, придя в палатку генерала, предложили ему оставить барона и возглавить их. Но, получив категорический отказ, выстрелили ему в грудь. По воспоминаниям Князева и Торновского, Резухин пытался убежать, и даже отстреливался, но потом сел на пень, ожидая своей участи, бунтовщики обступили его, и один из них из-за чужих спин выстрелил ему в голову. Похоронили генерала на том же месте, где он встретил смерть – в возрасте не более 36 лет, как писал поручик Князев.

Через день мятеж вспыхнул и в войсках, оставшихся под командованием Унгерна. «Чёрный барон», «самодержец пустыни» был схвачен монголами, которыми он столь восхищался, и связанный брошен в степи – чтоб достаться красным партизанам. Так завершилась эпопея самой эксцентричной фигуры Белого движения.

Заключение

История Азиатской дивизии вновь показывает: поражение белых обусловил «плохой пиар» — неумение увлечь население понятными мотивами. Идея восстановить империю Чингисхана, опираясь на очистительное начало буддистской культуры вряд ли могла найти отклик у прагматичных крестьян и казаков. Население предпочло остаться в стороне, выжидая, «чья возьмёт». Большевики же рисовали воздушные замки «братства равных тружеников». Что такое социализм на практике, простой народ прочувствовал на своей шкуре позже – когда уже некому было оказать сопротивление коммунистам. Впрочем, режим, державшийся на тоталитарной полицейщине, по историческим меркам просуществовал совсем недолго.

Стоит ли романтизировать Унгерна и его сподвижников? Сложно сказать – барон был явным безумцем, в его окружении было много садистов-изуверов вроде подполковника Сипайло. По мнению знакомого историка, фигуры Гражданской войны – банальные «полевые командиры» со всей типичной атрибутикой. И всё же помнить о них, я считаю, необходимо. Хотя бы как о персонажах истории края.

Здесь я попытался восстановить жизненный путь генерал-майора Бориса Резухина, выделив его эпизоды из эпопеи Унгерна. На мой взгляд, Резухин – фигура трагическая. Человек, геройски воевавший за империю, видевший её падение и посвятивший жизнь борьбе с уничтожившими её леворадикалами. Верный сподвижник своего харизматического командира, не отрекшийся от него даже перед лицом смерти. И предательски убитый соратниками, погибший в момент осознания, что его дело проиграны.

Монгольской делегации, приехавшей на открытие памятника Рокоссовскому, на самом деле следовало бы воздать дань уважения Унгерну и Резухину, сделавшими Монголию независимой.

Надеюсь, этот материал поспособствует привлечению интереса к деятелям Белого движения в Забайкалье, и немного восполнит пробел относительно их известности у нас в Бурятии.

p.s. Добавлю, в Бурятии не помешало бы что-то вроде музея Белого движения.

Для Baikal-Daily