По работе то и дело приходится ездить по восточным регионам Сибири. Лет десять назад, так приходилось постоянно мотаться между Бурятией, Забайкальским краем и Амурской областью, в прошлом году ездил до самого Владивостока. В Иркутск тоже изредка приходится ездить. Конце февраля довелось скататься и в Якутию. Долгое время не доходили руки изложить отрывочные впечатления о поездке, своеобразном срезе бытия восточной Сибири.
Целью самой поездки был репортаж с празднования Дня оленевода в эвенкийском селе Иенгра Нерюнгринского района Якутии. Я ездил вместе с представителями государственного центра эвенкийской культуры «Арун», также представляя общественную организацию поддержки коренных народов Сибири «Китой». По пути пришлось двое суток провести в поезде, пока вагон размеренно мчался по рельсам Транссибирской магистрали, живительной артерии, питающей Сибирь.
К слову, если взглянуть на карту, обозначающую плотность населения страны, зону хозяйственного освоения и основные железнодорожные магистрали, в Сибири эти места практически совпадут. Транссиб оказывается как бы стержнем зоны максимальной плотности населения и освоенности, а построенная на закате СССР Байкало-Амурская магистраль – её верхней границы. А Китайско-Восточная Железная дорога, не случись революций 1917 года, могла бы стать нижней границей, а то и нижним «стержнем». Я даже не поленился набросать небольшую карту.
Синей линией обозначена граница хозяйственного освоения, красной — Транссиб (вернее, часть магистрали), чёрной — БАМ.
Строительство Транссиба было начато указом Александра III, и было завершено при Николае II. Собственно, русским императорам мы в Сибири во многом и обязаны сносными условиями жизни здесь. Кстати, одной из причин возвышения Верхнеудинска и упадка Кяхты стало то, что Транссиб проложили имеющимся маршрутом, хотя изначально рассматривались идеи линии на Кяхту.
Но что-то я отвлёкся, вернусь к поездке. Попутчики – в основном вахтовики, едущие на заработки в мёрзлую Якутию. В основном тоже сибиряки — из Красноярского края либо Бурятии. Возрастом в основном 50-60 лет, работают водителями, машинистами строительной техники, автомеханиками. Едут на вахту, потому что дома таких денег не заработаешь, а надо оплачивать хорошее образование детям, тащить иные серьёзные расходы. Возникает резонный вопрос, почему все эти люди не могут зарабатывать такие деньги у себя дома?
К сожалению, имена попутчиков-вахтовиков из Бурятии вылетели из памяти. Запомнился красноярец Сергей, ветеран Первой Чеченской, чуть ли не со слезами вспоминавший ту войну, и ненавидящий тех, из-за кого пришлось те ужасы пройти. Другой попутчик, с которым ехали уже на обратном пути – житель Гусиноозёрска Юрий, пенсионер-железнодорожник.
Пейзаж за окном – реки, открытые пространства с лесистыми сопками вдали, деревни с полуразрушенными постройками колхозов, корпуса каких-то заброшенных цехов, заснеженная тайга. Изредка остановки на мелких станциях. Знакомые много лет названия — Куэнга, Могоча, Амазар. На некоторых из них я в своё время часами ждал поезда на пересадку, а то и жил по несколько дней.
За два дня, поезд преодолевает Забайкальский край и Амурскую область, былые вотчины эвенкийского князя Гантимура, что правил там в 17-м веке. Вассал китайского императора, он сначала воевал с русскими первопроходцами, но после ссоры с сюзереном принял подданство Русской Короны.
После станции Тында начинается якутская земля. Отмечу, в Якутии ощутимо холоднее, чем в Бурятии, хотя дело уже к весне. Наконец, поезд прибывает на станцию Золотинка, она расположена рядом с эвенкийским селом Иенгра, расположенном на склоне сопки. Население около 1000 человек, из них около 900 – чистокровные эвенки-орочоны. (Глава поселения – русская). Местные эвенки, по сравнению с бурятскими, сохранили и традиционный быт, и в большей мере родной язык. Местные эвенки практически не ассимилированы ни якутами, ни русскими, тогда как в Бурятии чистокровный эвенк – огромная редкость.
В Иенгре поселили в Золотинской школе-интернате имени Глафиры Василевич, известного исследователя-тунгусоведа. Учебное заведение для детей эвенков-оленеводов, здесь они живут и учатся, пока родители чуть ли не годами трудятся на таёжных стойбищах. Отмечу, прежним директором интерната была бурятка, в нём было немало преподавателей из Бурятии. Сейчас директор – Николай Афанасьевич Анисимов, якут.
С ним я побеседовал уже утром на второй день, Николай Афанасьевич очень заинтересовался журналистами из Бурятии. Сам он оказался очень интересным собеседником, и рассказал немало интересного и о жизни местных оленеводов, и о проблемах края.
У оленеводов Якутии проблемы похожи на те, с которыми сталкиваются их бурятские коллеги. Поголовье стад сокращается из-за хищников. Травить волков ядами запретили, отстреливать с воздуха стало очень дорогим удовольствием. Волк очень умный зверь, и выследить его крайне сложно. Николай Афанасьевич рассказал, что волки наловчились прятаться даже от вертолётов – вставая на задние лапы и прислоняясь к дереву. Вдобавок, опасность стали представлять одичавшие собаки – в отличие от волков, они человека не боятся, и нападают на скотину прямо на глазах у людей.
В советские времена оленеводам помогала авиация, которой доставляли грузы на удалённые стойбища, отстреливали с воздуха хищников. Но теперь государство выделяет авиацию строго по мизерной квоте, а нанимать самим слишком дорого – час работы вертолёта обходится в 800 тысяч рублей. В результате, если раньше оленеводы ставили стойбища в сотнях километров от населённых пунктов в глухой тайге, то сейчас стараются не отдаляться дальше нескольких десятков километров.
Не помешала бы оленеводам и материальная поддержка, просто своего рода «подъёмные». Николай Афанасьевич приводил пример соседней Амурской области, где прежний губернатор выделил оленеводам снегоходы и радиосвязь, и сказал дальше уже «крутиться» самим.
Ещё одна проблема оленеводов – трудности с заготовкой мяса. Организовывать специальные цеха для забоя, как предписывает законодательство, слишком дорого.
Есть и проблемы экологического характера. По словам Николая Анисимова, когда основывали Нерюнгри, зверей легко добывали в шаге от лагеря геологов, а в реках было огромное количество рыбы. Сейчас и зверя и рыбы стало очень мало. И не потому, что извели – охота и рыболовство ведётся в мизерных любительских объёмах. Просто от промышленности ухудшилась экологическая обстановка. Кстати, по словам оленеводов Иенгры, это сказалось и на оленях – за последние годы животные стали часто болеть, хуже плодиться, стали значительно мельче.
Есть и проблемы законодательного характера. С точки зрения действующей правовой базы не различается тундровое и таёжное оленеводство, между тем между ними большие различия. Если в тундре олени пасутся на обширном ровном пространстве, и их относительно легко держать в поле зрения, то в тайге олени постоянно разбегаются по сопкам, их очень трудно визуально контролировать, а поспевать за ними без спецтранспорта вроде снегоходов невозможно вовсе. Если олень могут быстро перейти сопку, погонщику, чтобы собрать стадо, эту сопку приходится огибать порой полдня. Соответственно, к таёжному оленеводству нужен иной подход.
Николай Анисимов считает, что нужен закон о придании оленеводству статуса этнообразующего промысла. Сейчас заработок оленевода невелик, государственная компенсация в 15 тысяч тоже не слишком стимулирует безвылазно жить в холодных палатках посреди глухой тайги. Когда в городах можно зарабатывать значительно больше. Это приводит к утрате якутскими эвенками своей культуры.
— Десять лет назад в наш интернат приходили дети, говорившие на эвенкийском, и понимающие русский. Сейчас дети говорят на русском и понимают эвенкийский. Это происходит, потому что родители специально дома разговаривают с ними на русском языке, чтобы дети лучше им владели, и потом им было проще найти работу в городах. А эвенкийский язык таким образом постепенно утрачивается, — говорит Николай Анисимов.
У эвенков Нерюнгринского района, тем не менее, ситуация с языком намного лучше, чем у эвенков Бурятии, где родным языком владеют считанные единицы. Директор центра «Арун» Надежда Шеметова считала, что в Бурятии на утрату языка повлиял запрет эвенкийским детям говорить на родном языке в интернатах, считалось, что переход на русский язык поможет лучше усвоить учебную программу. Но тут, видимо, имеет место тот же процесс, благодаря которому родной язык утрачивают бурят.
Можно ещё вспомнить, как в Улан-Удэ в ноябре 2017 приезжали молодые эвенки из села Хатыстыр Алданского района Якутской области. Между собой они говорили на якутском языке, на русском изъяснялись с заметным трудом.
Поговорили с Николаем Афанасьевичем и о Бурятии. По его мнению, бурятам сохранить язык и культуру помогает именно буддизм, как точка консолидации. У эвенков такого центра притяжения нет, из-за чего традиции размываются быстрее. Ещё, по его словам, в Якутии работало много бурят, но после назначения в республику Алексея Цыденова многие из них вернулись в Бурятию. Из этого Николай Анисимов делает вывод, что в Бурятии сейчас условия жизни стали намного лучше.
Поговорили и о памятниках русским землепроходцам. Николай Анисимов рассказал, что в Якутии установка памятника первопроходцу Петру Бекетову прошло без особых эксцессов. Это история, и воевать с ней, по мнению местных, глупо. Конечно, звучали протесты отдельных национал-радикалов, но основная масса общественности к ним не прислушалась. Я, в свою очередь, рассказал о печальной эпопее с установкой памятника основателям Улан-Удэ-Верхнеудинска.
Но продолжу повествование. Первый день после приезда в Иенгру побывал на молодёжном конкурсе среди учащихся Арктической школы, где учатся дети из всех регионов, где живут эвенки. Подростки выступали с танцами и песнями, демонстрировали костюмы по национальным мотивам. Мероприятие проходило в иенгринском этнокультурном центре «Эян» имени В. Еноховой.
Также присутствовал на конкурсе эвенкийской кухни, где впервые попробовал разные экзотические блюда из мяса оленя и глухаря, морошки, дикого чеснока, рыбы. Продегустировал и образцы кухни саамов, которые демонстрировала делегация из Норвегии.
Немного поговорил с приехавшим на День оленевода норвежцем Свеном Матиссоном. Он профессор Северо-Восточного федерального университета имени Амосова в Якутске и руководитель института циркумполярного оленеводства Арктики в Норвегии. Он изучает традиции оленеводов мира, и рассматривает их связь с изменениями климата. По его словам, последние годы климат достаточно значительно меняется, отражаясь и на поголовье оленей, и в целом на разнообразии организмов природе, и соответственно, на культуре питания оленеводческих народов.
— По всему миру народы утрачивают знания о традиционной культуре питания, поэтому мы пытаемся помочь народам Арктики сохранить свои традиции в этой области, мы говорим об этом по всему миру – со студентами, преподавателями, с политиками, — говорит Свен Матиссон.
Он рассказал, что культура питания эвенков Иенгры находится под угрозой, вытесняясь продуктами, принесёнными процессами глобализации. Другая угроза – промышленное освоение Севера. Имеет место и фактор глобального потепления, которое отнюдь не миф. Что касается Бурятии, профессор отметил проблему масштабных лесных пожаров.
На следующий день были оленьи гонки на льду реки Иенгра. Участвовали команды из районов Якутии и Амурской области, на берегу разбили ряды палаток, пригнали стада – по сути, получилось современное эвенкийское стойбище, как оно выглядит в тайге. Когда-то эвенки жили в чумах-дю, но советская власть сочла такое жилище «буржуазным» и навязала жить в многоместных брезентовых палатках. В результате традиции изготовления национального жилища эвенками утрачены. Жить в такой палатке на якутском морозе – передёргивает, как представлю. Всё-таки, я ночевал в палатках в зимнем лесу и горах и представляю такое не понаслышке. Палатка значительно холоднее чума, но спасает обилие дров в тайге.
Впервые понаблюдал состязания оленьих упряжек, всадников на оленях. Заодно впервые был в роли телеоператора, потом нарезка из моих съёмок пошла в репортаж на БГТРК.
Хотел проехать на олене сам, но ограничился фотографией верхом. Оленье седло крепится на передний круп животного, стремян нет, держаться нужно за специальный выступ впереди. В общем, свалиться легко, вдобавок, олень намного меньше и слабее коня легко может поскользнуться на льду. Зато прокатился на нартах, также угостился шашлыком из оленины.
А на следующий день я уже ехал домой. Запомнилась станция Тында в одноимённом городке. Раньше я почему-то представлял его как деревню среди тайги, но Тында – достаточно крупный город с населением около 30 тысяч человек, с высотными многоэтажками, развитой инфраструктурой. Кстати, название городка – эвенкийское, производное от слова «тэндэ» — ровное место для оленьего пастбища.
В Тынде поезда обычно делают большую остановку, чтоб перецеплять вагоны. Она может длиться почти час, а то и целых три. Пользуясь этим, немножко прогулялся по городу.
Из достопримечательностей Тынды в глаза сразу бросается паровоз, установленный за зданием вокзала в качестве памятника на 30-летие строительства БАМа. Это паровоз серии Е, точнее, Еа, за номером 3246. Локомотивы этой модели были сконструированы ещё при царе русскими инженерами, но производились в США и Канаде. Выпускались с 1915 специально для нужд сначала России в Первую Мировую, потом для СССР, прекращено производство в 1947 году. Всего выпущено 3193 такие машины.
Потом была другая крупная станция – Сковородино. Оттуда идёт ветка, соединяющая БАМ и Транссибр, там тоже производится перестыковка вагонов. На перроне можно наблюдать ещё один памятник-паровоз – П-36. Это последний советский пассажирский паровоз, выпускавшийся на Коломенском заводе. Этот паровоз за номером 0091 был поставлен в 1989 году в честь 75-летия Сковородинского депо.
Рядом с ним другой памятник – мемориальная доска в честь первостроителей Амурской железной дороги. Оно официально началось 19 декабря 1911 года, когда из Сковородино отправили первый состав, груженый фермами для моста через Большой Невер.
Ещё одна крупная остановка была в Чите, там маленько пробежались до аптеки на перекрёстке, что в центре города сразу за кафедральным собором Казанской иконы Божьей Матери. В глаза сразу бросается установленный перед храмом памятник Александру Невскому.
Мемориал был торжественно открыт 12 сентября 2015 года. Считается, что Александр Невский посещал Забайкалье по пути в Каракорум, хотя подтверждений этой гипотезе нет, а ещё Александр Невский в России – покровитель пограничных земель. Если бы не торопились, можно было бы пробежаться до читинского памятника Петру Бекетову, который считается основателем города, как и Якутска. А ещё, помнится, лет десять назад в центре Читы наблюдал барельеф в честь первопроходцев. Можно отметить, что в Чите русскую историю чтят. И хотя на вокзале в Чите был много раз, только сейчас обратил внимание на мозаику на стене вокзала, показывающую перипетии истории Забайкалья.
В общем, поездка получилась своего рода срезом жизни и памятников истории разных регионов Восточной Сибири. На этом, пожалуй, закончу это повествование.